Татьяна Карягина. Я попала на факультет психологического консультирования МГППУ, деканом которого был Ф.Е. Василюка, фактически случайно в 2004 году. Я ничего не знала о Понимающей Психотерапии, но о Федоре Ефимовиче Василюке, конечно же, знала. Он был легендой, автором знаменитой книги «Психология переживания», вышедшей в 1984 году. Все мы, обучавшиеся на факультете психологии МГУ в конце 80х, гонялись за этой книгой, читали ночами, передавали друг другу, пытались понять и безмерно уважали автора. В годы аспирантуры я и его диссертацию, которая лежала в основе этой книги, ездила читать в подмосковное хранилище. В чем была особенность его работы? Это была именно теория переживания, без каких-либо прямых отсылок к практике, которых мы, свидетели и участники первых шагов становления психологического консультирования в нашей стране, жаждали и требовали. Но это была такая теория, которая, как я говорю, была «беременна практикой», и это ощущалось. Самые не просто субъективные, а интимные феномены человеческой жизни подвергались глубокому (не философскому, что было бы привычно), а именно научно-психологическому анализу, который нисколько не умертвлял их и не упрощал.

На факультете ПК я начала заниматься студенческой практикой, как ее организацией, так и содержательным развитием, и у меня была возможность посещать любые занятия. Через год я уже начала обучаться понимающей психотерапии и прошла на этом факультете за 9 лет путь от студента к психотерапевту, работающему в этом подходе, преподавателю и супервизору. А еще я в 2013 году защитила диссертацию «Эволюция понятия «эмпатия» в психологии», завершив свою работу, начатую в 1990м году. И это тоже смогло случиться только благодаря ППТ.

Я до сих пор считаю, что мой случайный приход на факультет был чудом, одним из главных чудес моей жизни. Почему – станет понятным, если я вкратце опишу свой профессиональный путь до него. В начале 90х я обучалась в аспирантуре и под руководством Ю.Б. Гиппенрейтер планировала писать диссертацию об эмпатии в педагогическом общении. Достаточно сказать, что ЮБГ была инициатором, организатором первой публикации и первого приезда К.Роджерса в СССР. Наше исследование проводилось на учителях, реализующих очень популярную тогда «педагогику сотрудничества», и вдохновлялось, конечно же, «Свободой учиться» К. Роджерса. Параллельно я начинала активно обучаться в разных психотерапевтических подходах, помимо роджерианского – гештальт-терапии, психодраме, психоанализу. Такое это было золотое время - прихода психотерапии в СССР, а потом Россию.

За 2 года мы провели небольшое исследование, в котором показали, что истинная эмпатия невозможна без конгруэнтности, что ученики оценивают учителей как понимающих, только если они умеют выражать свою эмпатию словом и действием, а не просто, столкнувшись с проблемным поведением ученика, в глубине души становятся на его место, сочувствуют и т.п. Главная проблема, с которой я столкнулась, это была проблема концептуализации эмпатии. У меня сохранились тетрадки, исписанные десятками определений этого термина, подходами и концепциями. Надо сказать, что обучение психологии в МГУ в советские годы ставило очень высокую планку для теоретического обоснования исследований (советская психология была и остается сильна именно этим). Возможно, я как-то бы справилась с этой проблемой тогда, но жизнь распорядилась иначе, и я на долгих 11 лет ушла из активной профессиональной жизни по семейным обстоятельствам.

Итак, к приходу в команду ФЕВ у меня были «незавершенные гештальты» - понимания эмпатии как феномена и научного предмета и выбора своей терапевтической идентичности при «импринтинге» на роджерианском подходе, плюс уже понятная мне тогда сильно выраженная научная, исследовательская идентичность, сформированная моим психологическим образованием. Собственно, из этого уже понятно, что ППТ подошла мне как ключ к замку, поскольку эта школа психотерапии возникла, по словам Федора Ефимовича Василюка, в результате прививки роджерианского подхода к древу отечественной культурно-деятельностной психологии, а эмпатия является одним из базовых методов ППТ.

Завершу здесь эмпатический гештальт. По-настоящему познать нечто, по словам Л.С. Выготского, можно только в развитии. В наших мастерских ППТ происходит именно развитие эмпатии, причем развитие не стихийное, не спонтанное, а целенаправленное, как высшей психической функции по тому же Выготскому. Эмпатия профессионализируется, не теряя при этом своей естественности, искренности, глубины и живости. Мое включение в эти процессы – сначала как ученика, а потом как преподавателя и супервизора - позволило мне реализовать свой первичный научный интерес и двигаться дальше, расширив его до темы развития эмпатии в онтогенезе, с одной стороны, и у представителей других помогающих профессий, с другой.

Татьяна Карягина. Практикой Понимающей Психотерапии я была заворожена сразу. Она для меня представляет собой совершенно уникальный способ бытия с клиентом, роджерианский по духу и экспириентальный по методу. Под экспириентальностью я понимаю идущие еще от Вильгельма Дильтея принципы целительной «триады переживания»: переживание испытывается, символизируется и выражается, и понимается, осмысляется. Основная сила этого подхода для меня – освобождающая. А его символом является тот вздох облегчения клиента, когда «найдено слово», чтобы высказать до этого невыразимое и обрести свободу в отношениях с ним - отвержения или принятия, понимания, исследования и т.д. Суть подхода – концентрированное сопереживание, такой диалогизм, в котором снимается вопрос директивности\ недирективности. У нас нет самораскрытия, «я-сообщения» как какой-то особой интервенции, но мы не выносим себя за скобки, а, наоборот, делаем свое сопереживание личностным, авторским, диалогично обращенным к клиенту.

Особенное восхищение вызывает, когда видишь, тоже в развитии, как рождается способность психотерапевта реализовывать этот абсолютно феноменологический, по своей сути, метод. Мы создаем, выращиваем в себе орган, инструмент сопереживания, позволяющий поддерживать переживание другого человека, помочь ему развернуться и развиваться. Повторюсь, самое для меня важное и прекрасное, что это не стихийный процесс, что он реализуется, опять же по Выготскому, с опорой на специальные средства. Я не хочу писать «научно-обоснованные» средства, поскольку часто это ассоциируется для психотерапии с «evidence-based» дискурсом, которого я совсем не приверженец и иногда в сердцах называю наукой «дурных корреляций». Практика Понимающей Психотерапии и система обучения Понимающей Психотерапии являются результатом удивительного диалога с наукой. Это не поиск изощренных доказательств того, что психотерапия эффективнее плацебо и т.п. Сами наши методы должны быть психологически фундированы изначально, даже если они пришли из каких-либо философских, духовных практик и т.п. Я очень высоко ценю именно эту черту Понимающей Психотерапии – способность на чистейшем психологическом языке описывать, анализировать и двигать психотерапевтическую реальность.

Инструменты Понимающей Психотерапии рождаются из психотехнических принципов Выготского и являются результатом глубокого понимания не объекта работы – переживания самого по себе, а способов бытия с переживанием Другого. Федор Ефимович Василюк был, не побоюсь этого слова, гением психологии. Если теория переживания Ю. Джендлина в значительной степени несет на себе влияние его философского background'a, то Ф.Е. Василюку удалось создать именно психологическую теорию переживания, и воплотить ее в психотерапевтической системе. Переживание как процесс и как деятельность по преодолению критических ситуаций (ситуаций невозможности реализации жизненных необходимостей), переживание и сознание, переживание и личность, диалогичность переживания – эти основные темы нашей теории, напрямую развернутые в практике в конкретных методах и инструментах для ее рефлексии, ярко демонстрируют вписанность Понимающей Психотерапии в большую, настоящую психологию.